После падения Новгорода Европа впервые столкнулась с русской угрозой.

Присоединение Новгорода к Московии в 1478 году разрушило традиционный порядок общения русских земель с Ливонией. Это породило цепную реакцию сбоев в торговле, практике разработки и соблюдения международных договоров, сфере дипломатического общения. Также началось размещение войск Московии близ ливонской границы, вооруженные нападения на ливонскую территорию. Это привело к формированию в Ливонии и в целом Восточной Европе представлений о «русской угрозе».

В социально-экономическом, политическом и культурном развитии Новгородская республика существенно отличалась от прочих русских городов, что в немалой степени определялось интенсивностью его торговых контактов с Западной Европой. Благодаря торговле с городами Ганзейского союза уклад жизни Новгорода оказался адаптирован к западноевропейскому стандарту. Этому немало содействовал и принцип равенства иноземцев с новгородцами, заложенный в основу правовых норм, регламентировавших их деловое общение, или «старины».

Новгородская земля являла собой нечто вроде «буферной зоны», расположенной на стыке православного (русского) и католического (ливонского) культурно-историческими пространств. «Низовые» русские земли, где подобные условия отсутствовали, осуществляли свои связи с Западной Европой при посредничестве, главным образом, Новгорода (ту же роль играли Псков и Литва). После 1478 года, однако, эта гармония оказалась разрушена. Московия, раздвинувшая свои границы вплоть до Ливонии, представляла собой иную, нежели Новгород, модель общественного состояния, поскольку приспосабливалось к контакту не с католическим Западом, а с монголо-татарской Степью. Подобная Система исключала присутствие европейских политико-правовых систем, в частности, западноевропейского городского права, на котором покоились традиции новгородско-ганзейской торговли («старины»).

Иван III хорошо представлял экономическое и стратегическое значение Ливонии и Ганзы, игравших важную роль в поставках Москве западноевропейских товаров — в том числе вооружения и стратегического сырья, и в обеспечении проезда русских послов в Европу, а потому после подчинения Новгорода утвердил новгородско-ганзейскую «старину» своей «золотой грамотой». Но — ненадолго.

(Клавдий Лебедев. «Марфа посадница. Уничтожение новгородского веча»)

Читайте также: Немного истории. Как российские солдаты укрепляли вражеские армии

Начавшиеся переговоры с Ливонией показали, что правовые нормы международного общения, присущие новгородской «старине», подлежали отмене, поскольку они полностью исключали волю великого князя. Иван III потребовал от ганзейцев «челобитья», что означало для них отказ от принципа равенства договаривающихся сторон. В ганзейском разговорнике Т.Фенне (нач. XVII в.) значение слова «челобитье» передано понятием «supplication» (лат. supplicare — становиться на колени, припадать к ногам). Обеспечение ливонской стороной безопасности путешествий русских купцов по Балтийскому морю и уравнительный порядок распределения спасенных при кораблекрушении товаров, затребованные Иваном III при составлении договора, противоречили традиционной европейской норме «каждый сам несёт свой убыток». Ганзейцам эти требования казались произволом, но ради восстановления торговли они пошли на компромисс с московитами. Впрочем, заключённый в 1487 году торговый мир воспринимался ими с большой долей скепсиса, купцы Ганзы понимали, что Московия его скоро нарушит.

Убежденность отечественных историков в намерении Ивана III покончить с монополией Ганзы в балтийской торговле и содействовать развитию русского предпринимательства более чем спорна, поскольку основной деструктивный импульс в отношении Ганзы исходил не из «антиганзейской политики» великого князя, а являлся побочным продуктом подгонки новгородского уклада к московскому «стандарту».

Так, массовая депортация новгородских купцов и бояр в 1484-89 годах ограничила возможности новгородской международной торговли. Московские посадские люди, переселённые великим князем в Новгород, не обладали деловыми связями, опытом ведения заморской торговли, знанием конъюнктуры ганзейского рынка и правовых основ международного товарообмена; они были, в отличие от новгородцев, подвержены недоверию в отношении «латинян». Наконец, никто из них не знал балтийских языков.

Почти прекратив международную торговлю Новгорода, великий князь добился лишь того, что его подданные стали всё чаще выезжать по торговым делам в Ливонию, московитский экспорт также был перенесён туда, и это обеспечило расцвет её экономики в первой половине XVI века.

(Северо-восток Балтии, карта Олафа Магнуса)

В 1494 году Московия закрыла новгородскую ганзейскую контору (Немецкое подворье). Это обернулось для Московского государства ганзейскими торговыми санкциями, которые в преддверии русско-шведской войны 1495-1497 годов осложнили подвоз вооружения, сырья, лошадей.

Читайте также: Смердящий люд и звон колоколов. Царская Россия глазами американки

Одна из версий этой бездумной, самоубийственной для Москвы акции, такова. Иван III вёл в 1489-1493 годах с Максимилианом Габсбургом переговоры. Максимилиан отказался от заключения военного и династического союза с великим князем Московским, и того это задело. Немецкое подворье являлось единственной доступной ему «болевой точкой» империи, и он продемонстрировал Западу степень своего раздражения, обрушив репрессии на его обитателей, в большинстве своём имперских подданных.

В период новгородской независимости урегулирование конфликтов осуществлялось на публично-правовом уровне, понимание которого Ивану III было чуждо. Отсутствие же у ливонцев достоверной информации порождало слухи о скором нападении русских, которые концентрировались в тезу о «русской угрозе» («Rusche gefahr») и благодаря налаженным коммуникациям быстро распространилась за пределы Ливонии.

Между тем закрытие Немецкого подворья, аресты ганзейских купцов в Новгороде и русских «гостей» в Риге и Ревеле, а также запретные санкции, утвержденные весной 1495 году Любекским ганзетагом, не пресекли русско-ливонской торговли, но содействовали её качественному изменению. Не имея возможности сохранить свои традиционные формы, она продолжала развиваться в виде полулегальной или «необычной» торговли (ungewonlicke kopenschopp), переместившись из Новгорода в города и торговые местечки близ русско-ливонской границы — в Дерпт, Нарву, на Неву и Лугу. Ливонские ландсгерры препон ей не чинили, справедливо полагая, что сохранение торговли гарантирует их от ухудшения отношений с Москвой. Вплоть до начала русско-ливонской войны 1501-1503 годов русские купцы пользовались в Ливонии правом «чистого пути».

Ливония ввела санкции: вывоз из страны стратегических товаров — металлов и изделий из них, пороха, серы, селитры, а также лошадей был запрещён, что не исключало контрабанды. Политики запретов наиболее последовательно придерживались власти Ревеля, руководствуясь, однако, не враждебным отношением к русским купцам, а стремлением ослабить своих торговых конкурентов в Дерпте/Тарту и Нарве, которые саботировали исполнение санкций, но из-за дефицита товаров, искусственно создаваемого Ревелем, и сокращения объёмов экспортируемых из Любека товаров вынуждены были также ограничивать торговлю с Московией.

Чтобы устранить опасную ситуацию, возникшую после разгрома Немецкого подворья, магистр Плеттенберг в 1494-1497 года вёл переговоры с великим князем по поводу освобождения арестованных в Новгороде ганзейских купцов, идя на компромисс с Иваном III. Он сломил, в частности, сопротивление Ревеля и Риги, не желавших освобождать русских заложников, но великий князь нарушил предварительные договорённости, потребовав от магистра выдать судей, которые в Ревеле осудили на казнь русского купца, а после того как в конце лета 1496 года шведы взяли Ивангород, захотел покарать «злодеев» из числа участвовавших в штурме жителей Нарвы.

Читайте также: Имперская инквизиция. Как в царской России искореняли «неправильное» православие

Впрочем, потребность в нормализации отношений с Ганзой заставила Ивана III освободить ганзейских купцов, за исключением четверых ревельцев, которых собирались держать в заключении вплоть до получения великим князем удовлетворения за казнь его подданного, хотя ливонский магистр, к которому было обращено его требование, за неимением права вмешиваться в городскую юрисдикцию был не в состоянии его исполнить. В результате конструктивного диалога всё же не получилось, и переговоры в Нарве закончились ничем.

С началом строительства в 1492 году Ивангорода осложнилось положение дел на новгородско-ливонской границе. Появление близ Нарвы с её густонаселенной округой русской крепости деформировало местный уклад жизни. Ливонские крестьяне, привыкшие рыбачить вдоль русского берега Наровы, теперь жестоко преследовались за браконьерство, совершая ответное насилие над русскими купцами, случайно попавшими в их руки . Служащие русского гарнизона по причине слабой дисциплины и плохого снабжения практиковали систематические «шкоды» (грабежи) на ливонской стороне, из-за чего ливонцам, жившим в приграничной полосе, легко верилось в пресловутую «русскую угрозу». От них, жителей Нарвы, страх перед русскими и распространился далее в Европу.

Опасность для ливонцев представляли дислоцированные близ границы русские войска, включавшие мобильные и слабо дисциплинированные отряды дворянской конницы и татар. Их набег на ливонскую территорию 1478 году и отсутствие реакции со стороны московских властей создали опасный прецедент.

Накануне похода на Выборг Иван III планировал нанести превентивный удар по Ревелю, через который шведы получали солдат, вооружение и деньги, а в период русско-шведской войны 1495-1497 года периодически напоминал ливонцам о своём присутствии акциями, которые те расценивали как недружественные и угрожающие (блокирование границы, запрещение плаваний по Нарове, переброска войск под Ивангород). Весной 1498 года систематическим нападениям подверглись орденские округа Мариенбурга/Алуксне, Розиттена/Резекне, Лудзена/Лудзы, Нарвы, Нейшлоса/Васкнарвы, а также дерптская и рижская епархии. Это нападение отличалось широтой охвата, глубиной проникновения (до 100 км вглубь Ливонии), а также жестокостью в обращении с местным населением.

Убедившись в бесперспективности дальнейших переговоров, магистр Плеттенберг летом 1498 года окончательно отказался от их продолжения и приступил к подготовке войны с Московским государством.

Читайте также: Коррупция и мракобесие как национальная идея Российской империи

Главной причиной возникновения конфликта между Московией с одной стороны и Ливонией и Швецией с другой, стал разгром Великого Новгорода. Это разрушило традиционный порядок сообщения русского и западно-европейского «миров» посредством своеобразного «адаптера». Его присоединение к Москве и последовательное разрушение основ организации республики породило цепную реакцию сбоев в торговле, практике разработки и соблюдения международных договоров, сфере дипломатического общения и т.д. Настороженность и страх ливонцев, хорошо знавших обычаи и нравы новгородцев, но имевших смутное представление о «московитах», усугублялись непониманием происходящего, что было следствием утраты русско-ливонско-ганзейскими отношениями своего публично-правового характера. Иван III, который стал их главным фигурантом, не считал нужным мотивировать свои политические решения, не был склонен к компромиссам и предпочитал методы силового воздействия, что давало европейцам повод говорить о тираническом характере его правления.

(Цитаты: «Великий Новгород конца XV века между Москвой и Ливонией»; Мария Бессуднова, Вестник Санкт-Петербургского университета. Серия 2. История, №2, 2013)

По материалам Блога Толкователя.

Входящая иллюстрация – кадр из фильма «Царь».